Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

— Недолго, — Эстер стала целовать его, — тихо, нежно, чуть касаясь губами лица. "Теперь ничего не страшно, любимый, теперь мы поженимся, и все будет хорошо. Садись, — она подтолкнула его к койке, — сейчас я тебя кормить буду, и кофе я тоже привезла".

Потом, прибравшись, она устроилась рядом, с оловянной чашкой в руках, и устроила голову у него на плече: "Пока ты там оперировал, я с Дэниелом поговорила. Он в виргинскую дивизию переходит. Хочет потом, зимой к индейцам отправиться".

— И я вместе с ним, отпуск возьму, — Хаим взял ее руку и приложил к щеке. "Надо найти Мирьям, и мы это сделаем. Как странно, — мужчина вдруг улыбнулся, — мы с тобой родственники".

— Очень дальние, — озорно сказала Эстер и посерьезнела: "А как ваш предок сюда попал, в Нью-Йорк?"

Хаим поцеловал ее в щеку. "Помнишь, я тебе рассказывал — они приплыли из Амстердама в Суринам, а потом на их поселение напали испанцы. Этот Хаим Горовиц успел убежать со своей сестрой, младшей, в джунгли. Она дала ему свой кинжал, — тот, что у Мирьям сейчас, — и он отправился посмотреть, — что случилось с поселением. Там уже все было сожжено, никого не осталось, — Хаим помолчал и прижал Эстер поближе.

— Он заблудился, и так и не нашел сестру. Вышел к океану, а потом добрался до Маурицстада, это в Бразилии. Когда португальцы захватили те места — отплыл на корабле "Санта-Катерина", сюда, в колонии. Это сто двадцать лет назад было, — Хаим вздохнул: "А что стало со всеми остальными, — его матерью, братьями, сестрами — так и не известно".

Эстер помолчала. Отпив кофе, она спросила: "А другие, те, кто к Шабтаю Цви поехал? Этот Элияху Горовиц и его сыновья? Что с ними случилось?"

— Наверное, как и Шабтай, — магометанство приняли, — он поцеловал нежную руку: "Сейчас пойду на поклон к доктору Абрахамсу — пусть ктубу нам напишет. У меня тут, в армии, совсем почерк испортился. Завтра, — он, на мгновение, закрыл глаза, и почувствовал прикосновение ее губ. "А тебе не надо подавать рапорт, — лукаво спросила Эстер, — ну, что ты жениться хочешь?"

— А я еще весной подал, и мне разрешили, — лениво ответил Хаим. Поднявшись, он внезапно подхватил ее на руки. Черные волосы растрепались. Девушка, прильнув к его губам, выдохнула: "Завтра!"

Три человека неслышно шли через осенний, блистающий алым и золотым лес. Широкие плечи первого были обтянуты кожаной, с бахромой, индейской курткой, черная коса спускалась на спину, к поясу был привешен кинжал в расшитых ножнах.

Он застыл, и бросил своим спутникам: "Тише!"

Индейцы замерли, услышав треск валежника.

— Олень, — усмехнулся главарь, и они направились дальше. Поднявшись на вершину холма, Кинтейл осмотрел свой лагерь: "Тысяча человек. От генерала Бергойна я деньги получил — пора и на запад. Все равно этот слюнтяй собирается капитулировать. Такой же хлюпик, вроде этого герцога Экзетера — правильно, что его отозвали. Тут не Старый Свет, тут свои правила".

Он спустился в долину, и, сопровождаемый приветственными криками, — прошел к своему вигваму. "Братья! — крикнул Кинтейл. "С вами говорю я — Менева, воин, ваш товарищ, человек, который спит с вами под одним небом, и сидит у одного костра!"

— Брат! — раздалось из рядов. Кинтейл, обведя взглядом смуглые, в татуировках лица, мушкеты и ножи в сильных руках, улыбнулся. "Для меня честь — вести вас в бой, и умирать рядом с вами, братья! Однако тут, — он обвел рукой лес, — нам делать больше нечего. Я принес нам золото. Мы разделим его на всех, а потом повернем на запад, туда, где нас ждет победа над слабыми духом, над теми, кто продался белым. Мы покажем, им, как воюют настоящие ходинонхсони!"

Толпа заревела. Кинтейл, глубоко вдохнув, дернув ноздрями, тихо добавил: "Каждый из вас получит свой вигвам, своих лошадей и своих женщин. Это говорю вам я, Менева, человек, который никогда не лжет своим братьям! Вы пойдете за мной?"

— Да! — услышал Кинтейл. Протянув к индейцам руки, он уронил голову: "Я знал, братья, знал — мы связаны одной кровью".

Толпа молчала. Кто- то сзади, рыдающим голосом крикнул: "Вождь! Великий Менева!"

— Вождь! Вождь! — услышал Кинтейл, и, сложив руки у груди, поклонился своим воинам.

Он снял с костра едва обжаренное оленье мясо, и, посмотрел вверх, на закатное, багровое небо: "Я помню, там, на западе, есть земля, где золото лежит под ногами. Очень хорошо. Они пойдут за мной куда угодно, мои люди, они мне доверяют. Вырежем несколько стойбищ, они получат лошадей и женщин, как я и обещал, а потом отправимся дальше".

Он прожевал мясо. Откинувшись назад, опираясь на локоть, Кинтейл принял от сидящего рядом индейца трубку. Тот взглянул на испещренное шрамами лицо, на холодные, голубые глаза, и поежился. Кинтейл затянулся, и, молча, выпустил дым: "Только сначала я уведу с собой белую женщину. Мне нужны сыновья с хорошей кровью, хватит и одного ублюдка. Хорошо еще, что сдохла девчонка".

Он положил на ладонь красный кленовый лист: "Красиво тут, Ахисенейдей. Не жалко тебе будет уходить?"

— Воин идет за вождем, — заметил индеец. Кинтейл, взглянул на восток, туда, где небо уже окрашивалось в темно-синий, густой цвет ночи: "Да, ты прав. Спасибо тебе, брат, спасибо вам всем".

Индеец потрогал привешенные к поясу высохшие скальпы: "Тебе тоже надо добыть их, Менева".

— Конечно, — пообещал Кинтейл. Отдав индейцу трубку, вытянувшись на оленьей шкуре, он увидел, как заходит солнце над горами. "Хорошо, — вздохнул он, закрыв глаза. "Вот сейчас — и вправду, все стало — как надо".

Мамаша Молли оглядела девушку с ног до головы. Вздохнув, она подперла щеку рукой:

— Ну и красавица же ты, дорогая моя, повезло капитану Горовицу! Лошади для вас готовы, — она выглянула в окно, — после свадьбы сразу садитесь и уезжайте. Мы тут по стаканчику всем нальем, за ваше здоровье. Пошли, — она поправила венок из осенних листьев на голове девушки. Открыв перед ней дверь, Молли усмехнулась: "Смотри-ка, народу сколько собралось".

Лагерь был залит низким, предвечерним солнцем. Эстер увидела большой американский флаг, что держался на вбитых в землю шестах. "Какой Хаим красивый, — нежно подумала она, идя к хупе. "И Дэниел рядом, у него кольцо. Господи, в Бостон вернусь уже — миссис Горовиц. А потом война закончится, и у нас будут дети. Много, — она почувствовала, что краснеет, и услышала крики: "Ура! Ура капитану и миссис Горовиц!"

— Я тебя люблю, — тихо, наклонившись к ней, сказал Хаим, когда Эстер, обойдя три раза вокруг хупы, — встала рядом. "И буду любить всегда".

— Пригодилось изюмное вино, — смешливо подумала Эстер, глядя на то, как доктор Абрахамс, сдвинув очки на кончик носа, — поднимает оловянный бокал.